« к списку
Актрисе, не зажатой в рамках одного амплуа, умеющей быть на сцене и красивой, и умной, и многозначительно таинственной, и характерно типажной, просто необходимы персональные главные роли. Мне кажется, Александра могла бы, как Сара Бернар или Зинаида Райх, сыграть Гамлета. Чрезвычайно «пошли» бы ей образы благородных (или, напротив, коварных) дам XVII или XVIII века, к примеру, герцогиня Мальборо («Стакан воды»), Беатриче в «Слуге двух господ», Виола и Себастьян в «Двенадцатой ночи». Ее легко представить как в кринолине и с прической-бригантиной, так и в мужском камзоле и пудреном парике эпохи Казановы. Насколько исчерпывающе раскрыли свою редкую актерскую тему в образах-перевертышах в кино В. Кособуцкая («Труффальдино из Бергамо») и «кавалер-девица» Л. Голубкина («Гусарская баллада»), настолько А. Шлыковой не хватает подобных ролей под индивидуальный заказ.
Нетривиальность и многоплановость – характерная черта ее героинь. Сашин Трубочист в «Дюймовочке» Оксаны Дмитриевой - «лукавый маг, одетый вечно в лиловый фрак». Когда в грустной сказке наступает царство зимы, Трубочист обретает белоснежные цилиндр и пелерину – цвет и фасон аристократии. При этом, играя в сложном атмосферном спектакле еще множество «кукольных» ролей, Александра, наоборот, то становится вульгарно прагматичной, приземленной Мамой-Жабой, то врезается в память уничтожающей, оскорбительной, как плевок, фразировкой речи надменной барыни Жучихи. Романтическая ирония Трубочиста сменяется в этих микро ролях злым сарказмом. Как в никакой другой сегодня работе, именно в «Дюймовочке» Шлыкова раскрывается в своем полном диапазоне. Особняком стоит ее героиня, сыгранная в приемах теневого театра – одинокая бездетная женщина с цветком, роняющая полные раскаяния слова: «может быть, это и был принц? А я его не заметила...». Задумчивый, проникновенный голос актрисы идеально соответствует пронзительной андерсеновской ноте одиночества горящего в ночном городе окна…
Александра недаром сыграла Духа Театра в сказке не только для детей «Мальчик с пальчик» (режиссер Е.Гимельфарб). Она в своем роде – домовой харьковского театра кукол. Если не играет и не репетирует, то уж точно помогает шить в мастерских, феноменально, как в старину суфлеры, помнит все реплики и мизансцены в спектаклях. Заходя в театр утром, до ночи «растворяется» в нем, во всех его буднях и треволнениях, делит с театром его праздники. Эта же черта перфекционизма в работе, любимом деле, на сцене, передана Сашей по наследству дочке. Александра старается быть Насте не только мамой, но и старшей подругой, регулируя взаимоотношения, корректируя ее поведение не авторитарными методами, а через свой наглядный пример. Настя профессионально занимается танцем, а потому советы мамы – опытной актрисы ей, находящейся в самом начале сценического пути, необходимы как воздух. Уважая суверенитет друг друга, в своих любимых делах, в театре и танце, обе – еще те трудоголики. Впрочем, Александра заслужила авторитет у Насти не только благодаря актерству (любимый Настин спектакль – «Декамерон», где у мамы полдесятка ярчайших ролей). Ведь и сама Саша блестяще танцует. В чем можно убедиться, посмотрев спектакли «Скотный двор» и «Сказки джунглей». Когда-то профессионально занимавшаяся индийскими танцами, Шлыкова, уходя в свое время в предродовой отпуск, буквально поставила в тупик режиссера И. Вербицкого, задумавшего в расчете на нее экзотическое хореографическое обрамление для сказки Р. Киплинга. Зато, чудесным образом, передалась от актрисы к дочери любовь к танцу. Впрочем, неутомимая Александра, даже будучи в ту пору переведенной на легкий труд, умудрялась репетировать с вводившимися в ее роли актрисами, демонстрируя чудеса гибкости и поражая коллег своей формой! Ну а слушать в ее «переводе» содержание жестов и движений индийского танца – это развлечение похлеще капустников!
С чувством юмора у Саши все в порядке. Когда, учась на курсе у Е.Гимельфарба, Шлыковой нужно было придумать этюд от лица предмета, «оживить» его, она выбрала историю жизни… жевательной резинки. «По-своему, трагическая судьба, - улыбается сегодня на вопрос о психологии «жвачки», - актриса. – Сначала она всем нравится, будучи завернутой в яркий фантик, потом ее скомкивают, жуют, надувают, и, раздуваясь от собственного мнимого значения, она, конечно лопается. В общем-то, человеческая судьба». Бросая актрису «изо льда в пламя», закаляя ее попеременно то в комедии, то в драме, Е. Гимельфарб в дипломном спектакле (затем ставшем репертуарным в харьковском театре) поручил Шлыковой роль матери Белисы («Любовь Дона Перлимплина»). В начале спектакля актриса представала в образе праздной севильянки, будто только сошедшей с картины Франсиско Гойи: вызывающе обнажающая в смехе белые зубы, лихо заламывающая подол юбки за пояс, была собирательным образом гордой и независимой комедиантки. Далее актриса брала в руки сделанную собственноручно куклу обрюзгшей бабы, одевала маску и представляла доведенный до гротеска характер старой сводни.
Продолжением этой линии театра масок стал для Александры спектакль «Декамерон» на сцене театра кукол. Отличительной чертой ее исполнения ролей соседки в «Святом Чепорелло», Пиронеллы в «Бочке», Лизетты из «Архангела Гавриила» является чувство меры. Остроты рисунка персонажей-карнавальных масок, стопроцентного «считывания» публикой желаний ее героинь (маски на лицах которых исключают психологизм и проявления мимики), Саша достигла благодаря балетной отточенности движений, жестов, красноречивых поз. В интермедии между соседними новеллами Шлыкова успевает сбросить с себя один образ и надеть другую маску за ультракороткий срок. Однако, как самое живое и непредсказуемое искусство, театр, бывало, преподносит сюрпризы. Однажды, играя неверную Перонеллу, Александра, прямо, как сидела в тяжелом венецианском кресле, так и «спланировала» в нем, спиной на пол, к своему бесконечному ужасу и не меньшему изумлению героя. Зрители восприняли такую капитуляцию героини на реплику внезапно заставшего ее с любовником мужа – безоговорочным одобрительны хохотом. После такой импровизации» «Декамерон» прошел, как никогда, на кураже.
Шлыкова много играет в кукольном плане в спектаклях для детей: заносчивая Бетан в «Малыше и Карлсоне», грубая Свинья в «Кошкином доме», неунывающий Колобок в «Жили-были»… В тандеме с режиссером Игорем Мирошниченко ею созданы: трогательный крошка-малыш Филя из спектакля «Гуси-Лебеди», рассудительный поросенок Нуф-Нуф в «Сказке о трех поросятах» и стремящийся обрести друга наивный идеалист Львенок («Таинственный гиппопотам»).
Среди заметных ролей-удач Александры в вечернем репертуаре: Люси Браун («Опера нищих»), образ с отрицательным обаянием на лицо. Роль была расширена режиссером Е.Гимельфарбом за счет специально для Саши выдуманного сольного кабаретного номера. В «Моей прекрасной леди» Шлыкова сыграла самую запоминающуюся вечной скептической миной служанку Хиггинса (с какой же сочной брезгливостью она берет двумя пальчиками одежду Элизы и вышвыривает ее прочь!). На дне глаз ее героини постоянно присутствует затаенная ирония. И до чего хороша была сыгранная Александрой эпизодическая роль родственницы Семплеярова («Мастер и Маргарита»): «Все понятно! Теперь ясно, почему эта бездарность получила роль Луизы!» – дамская истерика в порыве ревности разыграна у нее как по нотам, со всеми отступлениями и модуляциями, с уничтожающим презрением в адрес любвеобильного родственничка и с… несомненной иронией актрисы по адресу своей собственной героини – высший пилотаж!
И все же, самой триумфальной ролью актрисы, аккумулировавшей весь ее опыт, чары и ум, стала на сегодняшний день другая роль в этом спектакле – Гелла. Рассуждая очень интересно, мол, Гелла – падший ангел, ее имя, сокращенное и производное от «Ангелины», Шлыкова задала себе вопрос: кто ее героиня в свите всемогущего Воланда? Простую ведьму низкого пошиба Князь Тьмы не приблизил бы к себе. И еще – какие такие прегрешения могла совершить ее героиня, еще при жизни, за что она обязана служить самому Нечистому? К слову об органичности возникновения этой роли в репертуаре Александры Шлыковой: еще в школе, посещая студию «Сорванцы», Шлыкова сыграла Ведьму в «Русалочке» Л. Разумовской – не столько отрицательного персонажа, сколько искупающего свою вину. Немало подготовила ее к Гелле и роль Духа Театра. В этой роли актрисе впервые удалось сыграть сущность, а не человека: пластически, бессловесно, только из эффекта звука музыкального инструмента, раздающегося то здесь, то там, смеха или шороха. Сегодня Александра-Гелла в любимом сценическом лиловом убранстве, огненно рыжая, но мертвецки бледная, поражает попаданием в образ булгаковской героини. Она устремляет нечеловечески тоскующий взгляд поверх голов, в вечность. Ее Гелла – несомненно, интеллектуальная сила в свите Воланда, иронизирующая над героями-людьми с высоты своего инфернального всезнания.
Все позиционные героини Шлыковой – «вещи в себе». Такова и ее Шура в короткометражке Б. Шустермана «Новогодняя интермедия». Когда из темноты закулисья прожектор выхватывает лицо ее героини, оно поражает своей сосредоточенностью, печатью содержательности и загадки. Шура – современная женщина, автобиографично для Шлыковой преданная своему театральному призванию, из тех, про кого говорят «настоящий товарищ». Хотя умеет и постоять за себя, ведь по сценарию Шура – «разлучница»… Однако, запоминается она иной: романтической, с запрокинутым лицом на фоне взмывающей под колосники гигантской резной снежинки или со сладкой мукой на дне глаз и в уголках выпуклых губ, когда, сидя в кулисе во время интермедии, Шура украдкой прижимается щекой к любимому человеку, пускай он даже и «не ее»…
Коваленко Юлия, театровед / 2010
Театр Кукол