« к списку
В детстве она не мечтала стать актрисой, но ее судьбу как будто предопределила некая независимая сила. Первое предзнаменование случилось, когда еще в дошкольном возрасте Таня была приведена в театр кукол, и, глядя на украшенный потолок в фойе, совершенно автономно от всяческой логики вдруг поняла: будет здесь работать. А спустя годы, никогда не читавшая объявлений, юная Татьяна вдруг зацепилась взглядом за одно из тысяч других, расклеенных на улице: в голодные 90-е она, в буквально скрепленных скотчем башмаках, отправилась на подкурсы института искусств. Попав на курс к замечательному педагогу и человеку сложной судьбы Л. Наумовой, Тумасянц осмысленно заинтересовалась профессией актрисы. Институт стал счастливейшим периодом жизни. Даже изначально наметившаяся позиционная война с А. Инюточкиным, на втором году обучения сменившем в качестве мастера любимую «маму» курса, благодаря творчеству переросла для Тани в радость открытия еще одного учителя.
Как-то, уже после окончания вуза, тогда отчаянно безработной Тумасянц приснился Создатель – такой, каким его рисуют, с бородой и нимбом. Грозные слова о том, что людей, зарывающих свой талант, страшно наказывают, актриса помнит до сих пор. Проснувшись, тогда же поутру Татьяна отправилась показываться в театр кукол на предмет работы. И уже какое-то время спустя в ее квартире прозвенел телефон. Точь в точь, как Азазелло Маргарите, завтруппой А. Беляев сообщил Тане: «пора, вас ждут». Немало поспособствовал этому и другой «ангел тьмы», и вправду играющий в театре роль Азазелло, а по совместительству старый друг М. Озеров.
Впервые качественно заявила о себе Т. Тумасянц в спектакле «Скотный двор», благодаря которому она и очутилась в прославленной труппе. Режиссер О. Трусов хотел видеть в роли дрессировщицы эффектную, владеющую современной хореографией молодую актрису. Стимулированная перспективой работы со своими кумирами, Татьяна превысила все ожидания – помимо всего, потрясающе спела арию Свободы (композитор И. Гайденко) и сыграла в кукольном плане глуповатую лошадку-кокетку Молли. Когда сейчас, уже спустя пятнадцать лет, смотришь на Таню в «Скотном дворе», то думаешь о том, что она могла бы быть бродвейской звездой: с ее-то общей музыкальностью, профессиональной хореографической подготовкой (о балетной школе Таня говорит, как об армии для девочек!), ну и, конечно же, с полижанровым талантом. И все же, есть в Татьяне нечто такое, что для Бродвея, вроде как и лишнее, а для нас в самый раз – ее героини по-славянски добры и глубоки, в них такая бездна души, что сочувствуя их печалям и радуясь их радостям, не замечаешь, как слезы переходят в улыбку.
Тумасянц считает Оксану Дмитриеву добрым ангелом в своей судьбе, потому что именно этот режиссер сумела разглядеть в ней как актрисе невостребованную ранее лирическую, философскую интонацию. Сыграв почти во всех спектаклях Оксаны, Татьяна говорит об их творческой атмосфере как о таинстве: «Как мы делали спектакль? Бог его знает! Это сотворчество, игра в пинг-понг, когда само собой импровизируется, аж мурашки по коже от того как все классно придумывается! Оксана дает время вырастить героиню внутри себя, познать, ощутить этого человека».
Не удивительно, что Татьяна Тумасянц с успехом доказала – ее талант выходит далеко за рамки театра кукол или танца. Она попробовала силы в драме, в театре «То еще» Елизаветы Банниковой. Мага, героиня спектакля «Сага-Мага» по Х. Кортасару, была сама женственность, чуткость, любовь, неразрывно соединявшая в себе две половинки – материнскую и женскую. Кажется, она была воплощенной гармонией, и тем страшнее было переживать с Магой-Тумасянц смерть ребенка и разрыв с любимым. Е. Банникова возводила с актрисой сценический мир из иносказаний: вот, с характерным стуком просыпались на пол порванные бусы Маги – предвестие несчастий, а следом на пределе сдерживаемых чувств ею пережита трагедия – смерть сына. Любому ожидаемому проявлению боли – крику или истерике, актриса противопоставила нарастающее напряжение молчания своей Маги под аккомпанемент устрашающего стука, будто работы лопат могильщиков.
Как это здорово, что после потрясающей, трагической роли Маги в биографии Татьяны состоялись чеховская Анна Сергеевна и булгаковская Маргарита, которые в исполнении актрисы, несмотря на все «но», дарят оптимистическую веру во всепобеждающую любовь и жизнь. Ее Маргарита с уложенными по моде 30-х вокруг лба волосами – волнами перманента, придающими лицу такое сходство с портретами той эпохи, впервые появляется в глубине сцены на возвышении в долгополом черном пальто, будто это и не частная Маргарита, а памятник торжеству женской преданности и любви. На балу у Сатаны Маргарита-Тумасянц нисколько не ведьма, она только искусно притворяется. Потому так естественно ее возвращение к Мастеру – той, прежней Марго, любящей, нежной, заботливой. Татьяна поняла героиню через себя – женщина действия, прежде всего целеустремленная, в отличие от Мастера, за любовь она бросается в омут с головой, оставляя в стороне вопрос: быть ей за это в раю или в аду. Актриса с развитой партнерской интуицией, Таня сама на сцене «светится» и, озаряя, «зажигает» партнеров. В ее Маргарите так много бьющей через край жизни, что ее вера невольно передается Мастеру – А. Маркину. В Т. Тумасянц начисто отсутствует сценическая поза или тщательно заготовленный эффект. Она – вся мятеж и вся порыв. Удивительно, но именно такой кажется зрителю она, любимая режиссерами за неукоснительность соблюдения партитуры. Тумасянц, прежде всего – точная актриса.
Сегодня не может не радовать полная победа актрисы над ранними стереотипами восприятия ее как актрисы гротескной краски. Для режиссера Е. Гимельфарба она долго была художником чужой группы крови. Когда-то, сыграв в его сказке «Три поросенка», Тумасянц выслушала от режиссера: «Вы непредсказуемы и стихийны. На сцене нужны спокойствие и уверенность, а вы вот-вот лопнете». Нисколько не изменив своей эмоциональной непосредственности, сегодня Татьяна тем и подкупает не только взрослых зрителей, но и взыскательную детвору. Сбиваясь с ног, бегут к сцене выручать Зайчика Т. Тумасянц (спектакль-игра «Еще раз про Красную Шапочку») принимающие на веру сказочные обстоятельства маленькие зрители! Именно без своей пресловутой «непредсказуемости» Тумасянц ни за что не стала бы ярчайшей исполнительницей в спектакле О. Дмитриевой «Про принцев и принцесс». Присущая ей «сумасшедшинка» досталась в наследство ее королеве Элизабет, картавящей и шепелявящей дурнушке, бесконечно обаятельной в своей доброте и порыве к справедливости. Сколько домашнего тепла излучает ее кукольная героиня, изъясняющаяся так нежно и шаловливо одновременно: «Кукусики, счастье мое!». А как ситуационно узнаваема ее ария гнева сильной жены слабого короля: «Все! Лопнуло мое терпенье, сейчас раздастся трагическое пенье!».
Тот старый и памятный спор с Е. Гимельфарбом Татьяна все-таки выиграла в образе гоголевской Марьи Антоновны, неуемной дочки Городничего («Ревизор» в постановке Е. Гимельфарба). Режиссер дал установку: «играй здоровье». Актриса приуныла – ей очень не хотелось, чтобы ее героиня выглядела плотоядно, как голландский натюрморт с колбасой. На ее счастье, и другие актеры поддержали ее жажду психологизации своих героев, и Гимельфарб «сдался» - Марью Антоновну
Татьяна сыграла не столько по Гоголю, сколько по Чехову, с жалостью к «нескладухе» жизни человека, пребывающем в захолустье души.
Самоотверженно любящие героини Т. Тумасянц потому так органичны и убедительны, что и сама она, не только актриса – а женщина незаурядной красоты, ума и сердца. Оттого было бы враньем считать, что театром полностью исчерпываются ее интересы. Подрастает дочка, воспитание которой Таня разделила с мамой, своего рода, - смеется Тумасянц, - главным ангелом-хранителем. Ну а муж Слава, актер театра, для нее – не только ангел-хранитель, но и «ее Мастер». Попробуйте не согласиться с Татьяной, что именно Гиндин – лучший актер труппы. Неблагодарное дело, спорить с любящей женщиной, скажу я вам. Что-то есть символичное в том, как он впервые увидел ее, поднимаясь по театральной лестнице, а Таня вся светилась от предвкушения встречи с давно ею любимым и покорившим своим обаянием актером. Теперь это – красивейшая пара театра.
Особый талант Татьяны Тумасянц – не завидовать чужому счастью, даже успешности именитых коллег. Для нее, что московские актеры, снимающиеся в кино, что лучшие представители ее родного театра, просто люди, из которых кто-то – молодец, а кто-то «большой молодец». Когда на фестивале «КукАРТ» в Санкт-Петербурге Тумасянц сыграла Анну Сергеевну, она покорила и питерцев и москвичей, и это они, в свою очередь, признавались ей в белой зависти. Вместе с тем, считает сама актриса, ей не по зубам выйти на сцену и в раз влюбить в себя зал, как это удается Гиндину. Она всегда много работает над ролью, и та же дама с собачкой изначально казалась актрисе «не своим» материалом. «Роли красивых барышень, цветочков, колокольчиков, - признается с улыбкой Татьяна, – не для меня. Я колокол, но помощнее». В «сонате ускользающего времени» по А. Чехову Анна Сергеевна-Тумасянц пробуждает самые разноречивые чувства: жалости, горечи, нежности, и все-таки, всепобеждающего оптимизма! В ее несмелой угловатости – столько настоящей силы сердца и духа классических русских барышень и даже пушкинской Татьяны… Ее дама с собачкой сочетает искренность и безыскусность чувств с фарфоровой прозрачностью облика. С шариком над головой (в его облачко художник Н. Денисова поместила пресловутую собачку), она сама кажется невесомой, будто вот-вот оторвется от земли. Точность актрисы заметна в том, как непогрешимо от спектакля к спектаклю она интонирует сложную партитуру О. Дмитриевой: благодаря парадоксальным фразам-рефренам, отчуждению «омузыкаленных» эмоций образ Анны Сергеевны лишен сентиментальности и мелодраматизма. Ее поэтический образ торжествует, воспаряя над прозой.
По праву стала одной из трагических героинь в спектакле О. Дмитриевой «Король Лир» ее Гонерилья. Старшая дочь короля, «золотая змея», бросается в глаза непокорностью рассыпавшихся золотых колец волос и выразительной статностью королевы – будто вызовом всей серости и грубости окружающего ее мира Средневековья. Скинув с себя опостылевшие и уродующие ее вериги послушной дочери монарха, она будто освобождается от гнета и убедительно берет на себя роль предводительницы армии, правительницы страны, способной бороться за свое выстраданное право на любовь. Потому-то кульминацией образа Гонерильи становится ее сомнамбулический проход по авансцене после убийства любимого Эдмонда: «Кому меня судить!?». Смерть Гонерильи Т. Тумасянц трактует как эпическую трагедию. Раскрепощенная, сильная, по-своему тянувшаяся к свету в темном царстве, ее героиня в момент гибели поднимается до уровня решения дилеммы «быть или не быть». Ее уход из жизни – последний довод стремления к свободе от ненавистного Олбанио и от всякого предательства.
Татьяна Тумасянц – актриса широчайшей амплитуды, которая позволила ей воспринять поэтический камертон Театра Чехова, окунуться в «театр жестокости» трагедии Шекспира, пропустить сквозь себя масштаб чувств героини Булгакова. В ее репертуаре и почерке исключительно наглядно фокусируется понимание современного театра кукол.
Коваленко Юлия, театровед / 2010
Театр Кукол