« к списку
Если рядовая женщина будет рада подаренным цветам или коробке конфет, то Наталья Денисова откровенно счастлива, когда заведующий постановочной частью театра «порадует» закупленными метрами каната, мешковины, мячом нестандартного размера или какой-то еще диковиной, вроде аквариума – крайне необходимыми для того, чтобы спектакль вышел именно таким, каким задуман ею вместе с режиссером. Разговаривать с ней – все равно, что пытаться удержать ветер. Постоянно заходят посоветоваться и свериться механизатор Олег, художницы из пошивочного цеха и завпост, забегают на примерку актеры. Кабинет-мастерская – очаг вдохновения, место кипения и бурления всяческой «ручной» работы. Здесь вперемешку с чашками из-под кофе усажены доделываемые куклы, всюду – инструменты, в ящиках – болванки-заготовки для кукол, куски ткани, бумаги и картона, а со стен смотрят эскизы и фото уже состоявшихся спектаклей. Стрельчатые окна выходят прямо на скаты крыш соседних зданий, так что впору разгуляться фантазии и вспомнить о мотивах грустных философских сказок, связанных с «побегами» из заурядной жизни туда, в мир под звездным небом.
Официально Наталья Денисова пришла в театр во время постановки «Мастера и Маргариты», в ту пору, когда «норовистый» спектакль уже «выбросил из седла» двух предыдущих художников, работавших над булгаковским материалом. Художницу, сочинившую в художественно-промышленном институте дипломный проект – картонный город-театр, пригласил в театр кукол тогда главный режиссер Е. Гимельфарб. На самом же деле, приход в театр – и именно этот, самый жанрово синтетический – был предопределен для Н. Денисовой всем предыдущим поиском себя.
До этого «путешественница» Денисова прошла эволюцию от мечты добыть экзотичную профессию гутского стеклодува до Владимирского училища, где она получила специальность художника-оформителя. Ей грезилась работа непременно с натуральными материалами – не железо укрощать, так хоть резьбой по дереву сердце успокоить. В итоге она окончила элитный факультет промграфики в Харькове. Однако, в театре все состоялось, как в ее мечтах: здесь хрупкая женщина, в случае чего, обнаруживает силу скульптора, лепит из гипса, делает деревянных кукол, ну и, конечно же, шьет, рисует, красит ткани…
Преданность здоровому творческому коллективу и самостоятельность пробудилась в Наталье рано – когда, переехав с матерью в Ессентуки, она, в связи со сложной семейной ситуацией, училась в школе-интернате. Уже тогда будущая лауреат конкурса им. В. Каринской придумывала костюмы для маскарадов своим одноклассникам. Ее врожденный волевой характер, необходимый для будущего главного специалиста одного из творческих подразделений театра, закалялся всю жизнь. Может быть, он выкристаллизовывался в походах по Кавказу, когда в одной живой связке с друзьями-студентами совсем молодая Наташа покоряла вершины, попадала в грозящие смертью туманы и лавины, мерзла на ледяных стоянках, но и была вознаграждена за это той открывавшейся с вершин красотой, которой «внизу не встретишь, как не тянись»… А может быть, характер обнаружился в столкновениях с человеческим произволом. Не поступив с первого раза в вуз, Денисова два месяца проучилась в строительном ПТУ, откуда ушла, наотрез отказавшись выполнять «совдеповские» команды на построение и показательно выйдя из строя. Истинный художник всегда вне толпы.
Уже с юности Наташу поражало, что даже мало знавшие ее люди, всегда распознавали в ней талант художника. «Будто на лбу это было написано!» – поражается она. Дар, определенно, был – поступая в Харькове в «худпром», без всякой полготовки, Денисова, только при помощи логики, умудрилась создать рисунок с натуры на высокий проходной бал. Уже абитуриенткой она обнаружила талант композиции, который, несомненно, раскрылся в умении организовать сценическое пространство в театре.
При том, что у этого художника есть свой узнаваемый стиль, сама Денисова считает, что в театре художник идет не от своего стиля, а от режиссерской концепции. Начав путь с эпохального спектакля «Мастер и Маргарита», Денисова тогда еще не владела профессиональной театральной терминологией, но, главное, фантазией располагала буйной. В уже существующее зеркальное пространство сцены она вписала белую колоннаду, только не стройную, а несколько преломленную – будто в фантастически измерении. В то время художник как раз увлеклась экспериментами с пространством графика Эшера. Так связались воедино времена древнего прокуратора Иудеи и Москвы времен торжества сталинского монументализма. В чудеса Наталья, конечно, верит, только называет их сигналами в космос. Так было с костюмом для Маргариты-ведьмы. Актрису, играющую обнаженную летунью, необходимо было одеть таким образом, чтобы она производила впечатление раздетой. И тогда Наталья попросила режиссера из США, в то время ставившего в театре сказку, подыскать в Америке подходящую ткань – и трико телесного цвета, в короткий срок, словно в сказке, лежало на столе. При всей мистичности обстоятельств прихода в театр, и постоянном процессе «вочеловечивания» безличного начала, Наталья Денисова – из художников, рационально глядящих на мир и свою профессию в нем. Она не сторонник усматривать в неживой материи мистически оживающее, четко держит спасительную грань между творчеством и реальностью. В обычной жизни Наталья вспоминает о том, что она художник, только, когда объясняет смотрящей мультфильмы-«жвачку» дочке Ане, что они сняты человеком равнодушным, а потому бесполезны, или когда раздражает нехудожественно снятый фильм. Для Денисовой «пророки» от киноискусства – Тарковский и Параджанов, ее притягивает густое информационное пространство их фильмов.
Ее любимая эпоха – модерн. Спектакль «Моя прекрасная леди» стал поводом признаться ей в любви. К звучащей в прологе трескучей граммофонной пластинке необычайно «идут» сепиизированные пейзажи Лондона и вычурные шрифты уличных афиш. Коллекция костюмов в постановке – от кокетливых тигровых купальных костюмчиков дамочек попроще до ажурного вечернего туалета и шляпы с дымкой перьев – у дамы высшего света. Это Лондон театральный и стилизованный со знанием эпохи.
Вместе с тем, художнику так же даются избыточность венецианского карнавала в «Декамероне» и балаганные лоскутные мотивы ряженых скоморохов в «Левше». Однако, по словам Натальи, к середине 2000-х гг. она начала ощущать кризис нереализованности, из которого ее вывело создание творческого тандема с режиссером – абсолютным единомышленником заслуженной артисткой АР Крым Оксаной Дмитриевой.
Балаган «Волшебное кольцо» с восторгом смотрят не только дети, но и родители. Немалая заслуга в этом фантазии художника, которая вспыхнула на сцене ярким огненным петухом ярмарки, жар-птицы, с фантастическим оперением. Солнце и Луна, одновременно взошедшие на полотняном балагане, точно примененные лубочные мотивы, диковинные девы-птицы и даже «хрустальный» мост не дают зрителю опомниться от великолепия игры. Костюмы героев сочетают в себе полотняные домотканые рубахи, крестьянские портки и «корабли с мачтами», венчающими костюм флажками. Денисова обожает шляпы-трансформеры. Глашатая она одела в тачанку с пушкой и реющими штандартами, а скомороха – увенчала головой птицы со здоровенным клювом и опереньем из разноцветных лент!
А вот для «придворной» северной сказки нидерландской писательницы А. Шмидт Денисова подобрала принципиально отличную от русского балагана цветовую гамму. Спектакль «Принцы и принцессы» стал развитием дипломного проекта художницы – в нем представлено «белое королевство». Доверяясь атмосфере этого спектакля, пришедший в театр ребенок учиться постигать разнообразные тончайшие оттенки белого, и даже малейшее изменение света, не говоря уже о появлении знакового цвета (голубых шаров, как признака праздника или спелой груши, в которой живет на дереве чудачка тетушка Уна) сигнализирует ему о приближении сказочных чудес!
В спектакле «Майская ночь» Наталья Денисова развернула космос украинского народного примитива. Мотивы Марии Приймаченко, образы теплых домашним теплом народных текстильных кукол чудесным образом переплелись в ее куклах, декорациях и костюмах со стилем «козаччины», а неожиданно янычарские силуэты героев гоголевского села получили подкрепление в китайских веерах – смертельных когтях ведьмы-кошки и в чудесным образом трансформированной к образу ведьмы японской традиционной кукле – воздушном змее. Парадоксальность сближений «Восток-Запад» проявилась в цветовой и силуэтной рифме с японскими традиционными костюмами украинских шаровар, плахт и жупанов. В этом спектакле художница применила кукол разных систем – скажем, Галя и Левко – планшетные куклы, а образ Головы концептуально представлен ростовой куклой. Диковинные Бык и Петух, символизирующие приход ночи и утра – куклы-знамена, которые проносят по сцене артисты. Пространство спектакля по Денисовой и Дмитриевой – доисторическое, время действия – ночь, когда либо навсегда запропастит душу Панночка, либо расколдуется невинно погубленная душа, подчинясь доброму порыву молодого сердца.
В спектаклях Дмитриевой и Денисовой «И корабль плывет…» (юбилейный проект театра) и «Дюймовочка» явственно ощущается художественно-образная отсылка к опыту театра В. Полунина «Лицедеи». Тем-то адресованная детворе «Дюймовочка» завораживает и взрослых. Словно в аквариуме, плывет огромная пучеглазая рыба с алмазными чешуйками гребешка, летят нескончаемыми потоками радужные мыльные пузыри. Но вот лето сменяет осень, кружат, подхватывая круглолицую куклу-девчушку Дюймовочку, огромные желтые листья-зонтики. Приходит зима, радующая холодными белыми одуванчиками, падающим с неба. Всю эту ослепительной красоты и пронзительно лиричную образность привнесла в андерсеновский сюжет фантазия художника. «Театр предполагает символизм, - считает Денисова, - в эпизоде, где звучат буквально три слова, «договаривает» антураж, цвет, форма. Работа художника – массу информации заложить в один символ, только тогда даже пассивный зритель непременно подключится к сотворчеству».
В спектакле «Простые истории Антона Чехова» Денисова превращает разложенную садовую стремянку в длинное железнодорожное полотно, и оно тут же увозит детский паровозик мечты по замкнутому кругу жизни. Чемодан ученого магистра оказывается в буквальном смысле кельей добровольного узника. Ажурные гардины, покрывавшие отцовский яблочный сад, становятся подвенечной фатой Тани. Яблоки, как символ плодородия, сыплются на свадебное ложе… Когда же новелла приводит зрителей в мир провинциального еврейского городишки, художник наделяет кукол крыльями, сообщая им тонкие и напевные абрисы живописной манеры Шагала. Вместе с тем, Наталье, которая так исчерпывающе владеет мастерством заплетать изысканные кружева, живописать «картинку» сцены в полутонах, не чужд и суровый, жесткий стиль театра шока. Исполненными загадочной, мистической силы предстали в «Простых историях…» роковые и молчаливые Черные Монахи, бликующие своими выточенными, будто из алебастра, кукольными черепами в зеленоватой глубине сценического космоса. Увидев хоть раз, уже невозможно забыть этих жутких египетских жрецов или жестоких доисторических богов, плывущих в такт завораживающей музыке тревоги высоко над сценой. Естественным развитием родившегося в тандеме с О. Дмитриевой принципа театра художника, театра шока, стала работа Н. Денисовой над масштабным спектаклем «Король Лир». Вместо кукол – здесь изобилие скульптур: от миниатюрных, стилизованных под архаику (как в сцене разделе наследства Лиром) до напоминающих сюрреализм Дали сложнейших конструкций-механизмов. Самое интересное, что художник с режиссером в этом спектакле применили эзопов язык в контексте самой технологии театра кукол. Разрушение устоев, изобретение невиданных модификаций существовавших до того столетиями систем кукол – вот что было принципиально важным для них в создании своей версии бессмертной трагедии. Так, для визуализации жестокого давления, оказываемого на отца дочерьми, Наталья адаптировала принцип работы детской игрушки, деревянных мишек – и вот кукушки-сестры механически жестоко застучали по темени старого отца, разбивая голову в кровь. А в другой сцене – сцене отречения Лира от своего отцовства – не случайно завыл от ужаса шут. Он увидел черных монахов, со всех углов вывозящих к королю коляски с чудовищно раздувшимися младенцами. Эти планшетные куклы беззвучно взывают в темноту раззявленными ртами-дырами, заставляя вспомнить о «Крике» Э. Мунка. А куклы сестер, появляющиеся в одном из видений Лира – не что иное, как видоизмененные марионетки, только крестовины их знаково воткнуты куклам в головы, будто осиновые колы в могильники вурдалаков. Страхи Лира, кошмары его сознания сгущаются вокруг в виде кукол-фантомов его самого, то немощного и распластанного в инвалидной коляске перед окрепшей дочерью Гонерильей; а то с трепонированным черепом, в котором бьются и катаются шарики-мысли («Я ранен в мозг!», - восклицает несчастный Лир). В спектакле-трагедии о затмении разума, приведшем к разрушению основ мироздания, эквивалентом философскому тексту Шекспира стало плотное пространство художественных символов.
Природа символа бесконечна, и Н. Денисова увлеченно открывает новые возможности театра символизма.
Коваленко Юлия, театровед / 2010
Театр Кукол